ЧИТАТЬТакие дни он узнает сразу: покалыванием в висках, тянущей болью в мышцах, утренним раздражением, завтраком впопыхах, чертыханьем на неудачно сваренный кофе.
Чаще всего в такие дни он остается дома. Включив компьютер, бегло, словно торопясь куда-то, просматривает заказы клиентов, делает несколько сердитых звонков, отдает распоряжения, привыкшей к любым его настроениям Синтии. Или придирается к Тэду по поводу мифических незапланированных трат. В сердцах на вселенскую тупость с размаху, зло бросает трубку на кровать.
Накидывает свитер на обнаженные плечи, ощущая странный озноб, и снова замирает перед монитором, удивляясь фантазии рекламодателей и потихоньку пригубливая из толстостенного стакана горький виски. Напиток, проникая в горло янтарным жаром, расслабляет, успокаивает и дарит какую-то смешную и глупую надежду.
Джастин давно уже не предупреждает о своем приезде.
Ведь Брайан никогда не скажет: «Приезжай». Скорее всего, он придумает тысячу причин, почему Джастин не должен приезжать. Он не будет отговаривать его. Просто начнет перечислять и доказывать из-за чего Джастин должен остаться в Нью-Йорке. Так уже было. Так было много-много раз. И бывало, что парень верил ему. Но с недавних пор он стал приезжать, не предупреждая, когда заблагорассудится, когда он сам решает, что пора. Это очень настроенчески и импульсивно, и совсем не в духе Брайана Кинни, которому всегда нужно знать – что, когда и во сколько. Но Брайан сердится только в первые несколько раз. В остальное время, такие спонтанные приезды для него уже почти стабильность их, таких запутанных, отношений. А затем, он с трудом, но принимает тот факт, что Джастин всегда лучше знает, что нужно делать.
Поправляя свитер на плечах, и в который раз прикладываясь к стакану, он слышит, как стучит, поднимаясь, лифт, а в незапертую дверь негромко барабанят настойчивые пальцы. Брайан не подходит к дверям, он даже не оборачивается, только скидывает ненужный свитер и усмехается.
- Привет, - подошедший сзади Джастин обнимает его за шею, обдавая запахом такси, аэропорта и масляных красок.
Обычный запах Джастина из Нью-Йорка. Брайан всем телом разворачивается и, прикрыв глаза, принимает от него первый подарок - глубокий и чувственный поцелуй. Кинни ласкает приоткрытые губы Джастина, ловит горячий и влажный кончик его языка и тихонько стонет.
– Я в душ, - шепчет парень. И Брайан может лишь слабо кивнуть головой.
Так бывает всегда, когда приезжает Джастин. Он идет в душ, включает горячую воду и смывает с себя запахи шумного аэропорта, запахи чужих сигарет, чужих слов и чужих рук. Под горячей водой, под мыльной пеной исчезает известныйи талантливый нью-йоркский художник, и снова появляется молодой строптивый питтсбургский мальчишка.
Брайан всегда ждет этот момент, уже сидя на кровати, когда из густых клубов пара, маня розовой и скользкой ароматной кожей, выходит парнишка и, смущенно улыбаясь, подходит к нему, торопливо вытираясь огромным пушистым полотенцем.
Но сегодня, не понимая, не желая и не смея самому принять и озвучить свои желания, Брайан идет вслед за Джастином. Быстро скидывает одежду. И на его молчаливый и недоуменно вопросительный взгляд отвечает:
- Помогу тебе мыться.
Он моет Джастина, как ребенка, осторожно водя губкой по его телу и выдавливая душистую пену на плечи и спину.
Пока не захлестнуло шальное эротическое желание, просто любуется им и нежно, едва касаясь рукой, проводит по его груди. Медленно, словно завороженный, растирает пену по спине и ягодицам. Опускается на корточки и моет сильные, напрягшиеся икры. Снизу вверх смотрит на своего мужчину и понимает, что Джастин, как ценное произведение искусства, единственно ценное приобретение, не считая сына, конечно, в жизни Кинни.
И если бы Брайан был хоть чуточку религиозен, то, возможно,считал бы Джастина одним из молодых и сильных в своей власти, над ним Брайаном, богов.
Своей большой ладонью намыливает все укромные, как считает Брайан, давно уже принадлежащие и ему тоже, углубления и изгибы. Ощущает, что кроме сексуального, всегда дикого и какого-то первобытного желания, сегодня Джастин вызывает у него безмерное восхищение и восторг. А еще, возможно, из-за выпитого виски, или из-за странного ностальгического настроения, как думает Брайан, связанного с возрастом, он чувствует затопляющий волной экстаз только от мысли, что у него есть Джастин.
Блондин тянет его к себе и нежно целует, пачкая мыльной пеной. Смеясь и дурачась, Брайан смывает мыло и накидывает на парня огромное красное полотенце. Вытирает хихикающего Джастина и неожиданно сильно обхватывает его в судорожном объятии. Он крепко держит, не желая немедленно тащить в постель, не желая думать, ЧТО может значить это объятие. Обхватив парня, словно клещами, и уткнувшись носом в горячую и скользкую от воды шею, Брайан хочет что-то сказать, объяснить, в чем-то признаться, но глубоко вздохнув, он только говорит:
- Значит, хочешь, чтобы все было по-твоему?
- О чем ты? – Джастин изображает непонимание, наивно хлопает светлыми ресницами и смешно, по-детски кривит губы.
Брайан откидывает полотенце далеко в сторону, и оно приземляется на пол возле кофейного столика, пламенея ярким пятном, среди строгих расцветок мебели.
- Значит, не знаешь? – мужчина подхватывает парня под колени. Тот радостно и звонко взвизгивает от неожиданности и двумя руками крепко обхватывает его за шею, с размаху прижимаясь к крепкой и горячей груди Брайана.
Кинни бросает его на кровать, достаточно уже простоявшую одинокой и пустой, и наваливается сверху. Придавливает к поверхности всем своим обнаженным большим телом. Заводит обе руки парня за голову, удерживая их своей ладонью, а другой, сначала приподнимает подбородок Джастина, всматриваясь в его уже поддернутые желанием глаза, затем оглаживает тыльной стороной руки по щеке и шее, а когда парень в истоме прикрывает веки, резко щиплет его сначала за один, потом за другой сосок. Джастин вскрикивает, вздрагивает, широко распахивает глаза и укоризненно смотрит на Брайана.
- Значит так, да? – шипит он сквозь зубы. Резко дергается, освобождая руки и ноги, и вот уже Брайан лежит под ним распластанный, разгоряченный и злой.
- А мальчик-то вырос, - едко комментирует Брайан, не делая попытки вернуть тело блондина на законное, как он всегда считал, место. Вместо этого он наслаждается силой, с которой бедра и член Джастина давят ему на живот. Наслаждается возбуждением парня, когда тот начинает совершенно недвусмысленноерзать на нем. Закрывает глаза, втягивая запах разгорячённого похотью тела, аромат цветочного шампуня, идущий от волос Джастина. Слух обостряется, и вот уже едва слышные стоны перерастают в громкий шепот: «Брайан, давай, хочу».
Брайан усмехается и без особого труда снова подминает несопротивляющегося от желания парня под себя.
Целует, пальцами перебирая еще не высохшие светлые пряди.Снова целует брови, скулы, слегка прикусывает мочку уха, мягкую, горячую, покрасневшую от быстрого прилива крови.
Замечает на ней едва видимую дырочку от пирсинга. Он смотрит в недоумении, гадая, зачем Джастин сделал ее. Но затем напоминает себе, что Джастин сам хозяин своего тела и знает что делает. Через несколько секунд этот маленький прокол кажется ему до ужаса сексуальным. И он шаловливо кусает парня за ухо, лижет эту маленькую провокационную дырочку, заставляя хозяина вздыхать и сжимать его поясницу своими сильными ногами.
Брайан переворачивает мальчишку на живот, разводит ему ноги, ласкает долго и мучительно, пока тот, словно в забытьи, выкрикивает его имя.
Неожиданно на пояснице Джастина он видит маленькую, сначала даже не заметную татуировку: небольшой трилистник.
- И что это, блядь, такое? – мужчина с любопытством поглаживает подушечками пальцев цветную картинку.
- Может, листок клевера? – отвечает чуть-чуть раздраженно Джастин, слегка повернув голову.
- Твои предки – ирландцы? – не понимая и ощущая себя на пороге странного безумия, снова спрашивает Брайан.
- Нет, - смеется и тихо, почти шепотом, отвечает мальчишка, - мои – нет, а твои - да.
Брайан все понимает. А что не понимает, он вряд ли когда-нибудь спросит. Он нежно гладит тату, лижет это маленькое местечко на теле Джастина.Его собственное ирландское местечко. Его маленькую территорию, принадлежащую только ему. И если тело парня принадлежит своему хозяину, и он может делать с ним, все что угодно: разрисовывать, протыкать иголками, давать себя трахать другим, то этот глупый и сентиментальный рисунок для Брайана больше, чем рисунок. Это словно жест Джастина, словно маленькое добровольное клеймо, словно намек на то, что какая-то часть Джастина все-таки принадлежит Брайану.
Даже если Джастин и не сказал этого вслух.
Мужчина переворачивает парня, закидывает его ноги себе на плечи и резко собственнически входит в узкое и горячее пространство этого податливого тела. Джастин, широко раскрыв рот, хватая воздух, кричит, хрипя от боли и страсти, подкидывает бедра, словно дикий и необъезженный жеребец. Крупные капли пота,кажется, истекают из каждой его поры. Горячие и соленые они щиплют язык, когда Брайан облизывает шею Джастина.
Пот, кровь, сперма – горячее, соленое, яростное признание Джастина. Яростное разрешение, дающее право Брайану делать с его телом все, что тому заблагорассудится.
Брайан принимает этот подарок.
Глядя, как Джастин стискивает сильными пальцами художника шелковую простыню, как все сильней и сильней сжимает коленями его поясницу, Брайан, не выдержав, падает на это мокрое, заалевшее от страсти тело, сдавливая его до хруста ребер, до хриплых стонов и кончает.
Они лежат очень тихо и никак не могут отдышаться. Мокрое лицо Джастина, кажется, светится на подушке. Неожиданно мальчишка всхлипывает и, шмыгая носом, неловко, по-детски беспомощно, обхватывает Брайана обеими руками за спину.
Мужчина закрывает глаза, он не хочет видеть его слез. А Джастин, несколько раз глубоко вздохнув, расслабляется и почти моментально погружается в сон.
Брайан встает, поднимает с пола полотенце, накрывает им Джастина и ложится рядом. Приподнявшись на локте, он разглядывает лицо парня, видит несколько новых морщинок, замечает усталость в сжатых губах, вспоминает крошечное тату и улыбается. Кладет голову на грудь своего любовника и тоже засыпает.
Еще несколько дней они проводят вместе. Иногда спорят, чаще сидят молча, думая каждый о своем или мечтая, о чем-то общем. О чем? Они никогда не скажут об этом друг другу.
Они ходят в гости, вспоминая всех своих старых друзей. Но довольно быстро уходят, предпочитая бродить вдвоем по пустынным вечерним или оживленным утренним улицам и паркам. Заходят в маленькие кафешки, и по-мальчишечьи, торопясь и сталкиваясь носами, словно в первый раз, целуются в темных уголках. Они трогают друг друга откровенно и бесстыдно в «Вавилоне», а заходя в старый кинотеатр, на черно-белый, никому уже не интересный фильм, сидят, взявшись за руки, изредка поглаживая или сжимая пальцами руку другого, когда героиня или герой немого кино, с преувеличенно драматично - эмоциональными гримасами клянутся друг другу в вечной любви.
А когда в один из дней они едут в особняк, где Брайан обнаженный и закутанный в плед сидит в кресле перед камином, а Джастин, накинув только его рубаху, сосредоточенно рисует на старом картоне, случайно обнаруженном в кладовой, Брайан понимает, что эти свидания - это все, что нужно ему в этой так быстро ускользающей жизни.
Он вспоминает, как проходили их первые встречи, когда парень, приезжая из мегаполиса, яростно возбужденно, с хвастливым восторгом докладывал о своих выставках, о новых идеях, о молодых и не очень поклонниках, об интервью, взятыми у него известными журналами. В ответ на это Брайан лениво повествовал о миллионных сделках, талантливых копирайтерах в своей команде и популярности «Киннетика» среди заказчиков. Рассказывал истории про Майки и Бена, притворно возмущался Тэдом, с теплотой вспоминал прошедшие встречи с сыном.
Прошло несколько лет, и они почувствовали, что все то, чем они так дорожили и к чему стремились, без чего, как думали, не могут жить, превратилось в обычную рутину. Все шло своим чередом, все было предсказуемо и слишком гладко. Взрослые, успешные, богатые, состоявшиеся мужчины. Они гордились, что талантливы, что создали сами себя, что стали лучшими. Но глупо каждый день говорить себе об этом, ведь на свете много талантливых, успешных и богатых. Тогда, отбросив ложную гордость, надуманную вину и стыд, Джастин принял решение за них обоих. Как до этого всегда поступал только Брайан.
Он начал приезжать, когда ему заблагорассудится, не спрашивая разрешения, да и не нуждаясь в нем. Он отвлекал Брайана своим импульсивным, незапланированным вторжением в его размеренную жизнь. Он отрывал его от многомиллионных сделок, от заказов крупных фирм и от талантливых и молодых копирайтеров.
Все, как когда-то давным-давно.
Он ничего не требовал, смеялся и дерзил, замечая, как злится Брайан. Уходил бродить один, пока тот пропадал на работе, и Кинни, возвращаясь поздним вечером в пустой лофт, снова вздрагивал, как и много лет назад. Джастин приходил с ночных прогулок, замерший, взъерошенный, словно птенец, но радостный и счастливый. Брайан заново, с удивлением открывал для себя такого Джастина, просто наслаждающегося жизнью, впитывающего ее, как будто целебную воду, не желающего ничего никому доказывать, не желающего становиться кем-то, кем ему не хочется.
Брайан понял, что ждет этих встреч. И его тело, словно повинуясь невидимым зовущим импульсам Джастина, научилось почти точно предсказывать его приезд.
Противно кололо в висках, появлялся странный озноб и раздражение. Это было, словно симптомы ПМС у лесб, и Брайан ненавидел себя за это, еще больше раздражаясь и глотая виски, как спасительное лекарство.
Неожиданно все отошло на задний план. Абсолютно все оказалось не важным. И это тоже сердило Брайана. Ведь, если бы ему предложили поехать к сыну в тот день, когда должен был приехать Джастин, он бы отказался.
Кинни и сейчас кусает губы и хмурится, глядя, как Джастин уверенными штрихами наносит рисунок на картон.
Он никогда не сознается, даже перед смертью, что эти встречи дают ему силы и желание жить, что они как яркие фонари, как маяки в его судьбе. А Джастин, и это так же трудно произнести, единственное, что нужно ему в этой жизни.
Джастин, с его проколотым ухом, тату, почти на заднице, с его таинственным и раздражающим молчанием, с его все знающими снисходительными усмешками, с его вечным желанием быть сверху. Джастин, такой неидеальный и такой идеальный одновременно, занимает, оказывается, огромное место в его сердце, и это все еще пугает Кинни.
И когда молчаливое такси забирает Джастина, чтобы везти в аэропорт, Брайан, сдержанно махнув рукой на короткий кивок и быстрый взгляд Джастина, знает твердо, что тот всегда делает только то, что хочет.
А то, что хочет Джастин - всегда правильно.
Брайан садится перед затухающим камином, прикрывает глаза и, рассеянно вертя в пальцах забытый Джастином карандаш, задумывается.
Он думает, что придет день, и снова заколет в висках, кофе будет горький и остывший, а боль в мышцах и раздражение напомнит о том, что сегодня, пожалуй, он оставит дверь не запертой.